Немало вдохновенных мелодий основаны на плавном, уступчатом нисхождении от исходной вершины. Выразительность крайне высокого регистра, придающего протяженным тонам особую прозрачность и чистоту, для Хренникова оказалась особенно важна - вот почему мелодия, едва достигнув самого низкого тона (им оказывается es второй октавы), тут же вновь вознеслась в запредельные верха. Мелодия эта так и остается олицетворением цельности, возвышенности и чистоты - тех качеств, которые приличествуют позитивному идеалу.
Но смысл средней части симфонии Т. Н. Хренникова не сводится к простому утверждению ведущего образа, нашедшего выражение в напевной мелодии. Не менее существенным оказывается и тот материал, что ее оттеняет. И тут особую роль обретают мерные повторы тона в высоком регистре - символ неумолимого хода времени.
Не столь важно, что и этому приему можно подыскать немало прообразов (вспоминается, к примеру, бой часов, кладущий предел радостному упоению бала в балете С. С. Прокофьева «Золушка»). Гораздо существеннее другое - тот смысл, что обретает такой несложный до элементарности прием в общем контексте медленной части. Именно он в решающей мере и создает внутренний подтекст, все более явственно проступающий в ходе развертывания музыки.
В конечном итоге выясняется, что медленная часть Третьей симфонии Т. Н. Хренникова лишь по внешности воспроизводит типичную трехчастную схему, где ведущий мелодический образ оттеняется контрастной серединой, в которой господствуют неуверенность, беспокойство, доходящие до апогея в сжатой, «сильнодействующей» кульминации. За этой, в общем-то строго очерченной, схемой проступают две самостоятельные линии сквозного развития, которые решительно разведены.
Казалось бы, реприза ведущей мелодии утверждает ее с особенной силой и полнотой - мелодия в ней словно бы расцветает, наливается соками. Но столь же последовательно и неумолимо ей противостоит все крепнущий, обретающий все большую весомость ход механизма невидимых часов.