Евгений Гришковец - драматург, режиссёр, актёр, писатель и просто хороший человек

Такое возрастание роли циклического принципа по мере развертывания музыки симфонии имеет глубокий смысл. Дело в том, что особенная целеустремленность, пронизывающая развитие вплоть до генеральной кульминации, неизбежно создавала необходимость найти приемлемую альтернативу всему тому, что прозвучало до сих пор.

Потому Интерлюдия становится не просто естественной реакцией, снимающей накал драматического напряжения,- она резко противостоит всей остальной музыке симфонии решительно по всем параметрам. Динамике противостоит статика, неумолимому, исполненному безудержной агрессивности натиску - полная пассивность чистого созерцания.

В этом смысле Интерлюдия ничем не напоминает пространные монологи, открывавшие симфонию. Там было внутреннее напряжение ищущей мысли, здесь погружение в своего рода «нирвану», где нет места волевым импульсам. Разумеется, все это не просто плод наших субъективных впечатлений о музыке, а проистекает из особенностей организации ее природной материи.

Уже фоновое звучание струнных, где вплоть до конца Интерлюдии нет решительно ничего помимо «пустых» трезвучий без терции, смещающихся посредством глиссандирующих скольжений, само по себе создает ощущение застылости, полного оцепенения. Прихотливо извилистые фразы солиста поначалу поручены английскому рожку и тем самым напоминают о его монологе, открывавшем симфонию.

Но достаточно сравнить мелодический рисунок фраз Интерлюдии, где многократно варьируется одна и та же интонационная идея своего рода орнаментированного затакта к выдержанному тону, с исполненными редкостной энергии стремительными мотивными преобразованиями вступительного монолога того же самого инструмента, как станет очевидным существенное, принципиальное различие.